Russian Audio Request

Или все-таки крах коммунизма – простой регресс, провал в историческое прошлое? Тогда, Михаил Буровой (Michal Burawoy, Президент Международной Ассоциации социологии, Калифорния, Беркли) прав – модели анализа постсоциализма по-сути своей «дефицитны», и предлагает для анализа, например, России пользоваться моделью феодального общества.

Пока буйствует в проклятиях российская либеральная мысль, западные эксперты либо разводят руками, либо предпочитают помалкивать. Даже Венгрия, образцово-показательная республика, надежда транзитологии в 90-е, «попала» под пяту «орбанизации», - Виктор Орбан (Viktor Orban), премьер-министр придерживающийся правых взглядов, готов вести свой народ по китайскому сценарию, а о разгуле антисемитизма, правых и в Венгрии, и на всем постсоциалистическом пространстве и говорить теперь не приходится.

Десятки, сотни, тысячи статей, книг, заметок, докладов, сборников, но пока ни российские, ни западные эксперты и ученые не могут похвастаться ничем определенным.

Можно обвинять неразвитое рабское/холопское сознание или «проклятый» русский народ, можно проклинать власть или самого Владимира Путина, который стал просто символом массового психоза, если бы не одно но: как бы ни обвинял народ, оппозиция, властную вертикаль, само по себе общество представляет собой неуправляемый, плохо поддающийся самоорганизации организм, расколотый на мириады «вертикалей».

Постсоветские поколения либо машут на себя рукой, либо отступают в сторону, либо бегут, куда глаза глядят. Ни одна сфера общественной деятельности не может похвастаться строгой структурой, четкими и ясными целями, которые можно реализовать. А если и присутствуют рыхлая организация, винегрет целей и задач, без всякого представления о способах реализации, то, либо это сообщество/группа с очень ограниченной сферой влияния, либо самим членам групп все еще не ясно, что реализовать они ничего не смогут, даже взяв фантастическим образом под контроль любой уровень институтов власти. Массовое сознание пробавляется «битвами» арт-групп, творчеством тысяч сомнительных авторов, десятками и сотнями премий, массой полуживых организаций и начинаний.

Раздробленность «общества» - действительность, очевидная для всех. «Призрак махновщины бродит по просторам России (Андрей Лошак "Государство vs. Люди"). Никто не рискнет отрицать, - интеллектуальные изыски, остроумие, эрудиция столичного бомонда ничего еще не говорят о наличии институтов не только политической, но и любой культуры. Русские интеллектуалы и эксперты сами рассыпаны в сетях, в различных группах, кругах, сообществах, пробавляются блоггерством и комментариями, но совсем не заботами о лечении собственной импотенции-к-действию. Как бы ни уповали интеллектуалы на горизонтальные связи в обществе, на примеры взаимоподдержки, взаимовыручки и взаимопонимания у отдельных групп и индивидов, как бы не тянулись нестройно за теориями «малых дел», факт остается фактом: таким образом можно организовывать общины в тайге или на Гоа и/или создавать сетевые сообщества, но совсем не институты государственной власти, политики, культуры.

Необратимая дезинтеграция СССР, необратимая фрагментация общества, всепоглощающая коррупция, стагнация институтов образования, науки и культуры, массовая миграция, утечка мозгов, разворовывание бюджета, ресурсов, - природных и культурных на протяжении 20 лет, неспособность народа, общества, власти к действенной самоорганизации предполагает один единственный диагноз 1991 году – социальный коллапс.

Парадоксально, но единственная модель, которая не получила заслуженного серьезного внимания в эпоху осмысления коллапса СССР, это именно модель «коллапса», абсолютного исторического разрыва пространства-времени 1991 года. Сложность анализа этой модели заключается в том, что ни одна группа или сообщество не могут избежать символического или действительного «исчезновения»: ни правые, ни левые; ни «высокие», ни «массовые»; ни оппозиция, ни власть. Нет точки в исчезнувшем социальном континууме, в которой можно было бы уберечься от коллапса и смотреть на «общество» со стороны.